В начале июня прошлого года семья
Старыгиных решила переехать из Горно-Алтайска в Дмитриевку, в
родительский дом Татьяны. В семье ждали ребёнка, а её мужу Сергею
по-прежнему приходилось подолгу нести вахты в Приобье — городе, который
севернее Сургута, где позарез нужны такие специалисты, как он. Шестой
год он зарабатывал деньги для семьи на далёком Севере, зная, что люди
его профессии по городам Сибири наперечёт, хотя называется она вроде бы
просто: инженер-электрик.
Когда-нибудь «Газпром» приступит к электроэнергетике и в Горном
Алтае, а пока ему приходилось отрабатывать свои вахты в северной
тундре, и временами семье было без него невыносимо, как это часто
бывает в разлуке. Потому и решили на время перебраться к родителям. В
семье у них с Татьяной — двое сыновей, и поэтому в августе они
испытали ни с чем не сравнимое счастье: у них родилась дочь!
Увидев её после родов на руках жены, Сергей был поражен — настолько
она была похожа на его мать Анастасию Петровну. Дочку они так и
назвали — Настенькой, в честь её бабушки, которая погибла уже давно в
автокатастрофе на Кавказе, и от этого Сергей всегда страдал, будучи
лишён материнской заботы. Он ждал рождение дочери даже больше Татьяны,
и с первых дней не отходил от них ни на шаг. Девочка удивляла
родителей своим спокойствием и ещё тем, что смотрела на всё вокруг себя
с таким пристальным вниманием, от которого бывало не по себе.
На переносице у неё проступили не то родимые пятнышки, или это
пигментация давала столь необычные сочетания — трудно сказать, что это
было, но там сияла ясно различимая звёздочка, и соседи, не веря, что
такое может быть, приходили в родительский дом Татьяны, чтобы
удостовериться: да, она сияет. Девочка вызывала радость, и оба её
брата, забывая об играх с соседскими мальчишками, всегда тянулись после
школы домой, чтобы играть с Настенькой.
Её развитие шло с опережением, и уже в пять месяцев она встала на
ручки-ножки, шустро ползала, и это было счастье — просто смотреть на
крепкого, жизнерадостного ребёнка. А в январе от сельских врачей стали
поступать настойчивые просьбы: пора делать прививки, время уже
подошло... Татьяна, будто бы предчувствуя, всячески старалась
ото-двинуть время этих прививок, но врачи были непреклонны: срок
подошёл..,
В ПОНЕДЕЛЬНИК, 25 января, участковый детский врач Е.Соломаткина,
встретив Татьяну на улице, пригласила на плановую прививку. Она снова
решила не спешить, но врач ещё раз передала повторно приглашение через
её маму Веру Александровну, сказав, что прививка плановая, повторная,
и поэтому обязательная.
На следующий день ближе к обеду Татьяна собрала дочку в больницу, и
вместе с сестрой они пошли на приём. В больнице врачи осмотрели
ребёнка, взвесили, измерили рост, прослушали стетоскопом, измерили
температуру тела (+36,2). Не найдя никаких противопоказаний, поставили
Насте сразу две прививки: АКДС и против полиомиелита.
Через двадцать минут сестры пришли домой, и ребёнок уснул.
Восстанавливая картину того дня, в беседе со следователем А.Иваницким
Татьяна вспоминала, что её дочь проспала тогда около полутора часов. А
когда проснулась, на лице у неё появилась отечность с покраснениями
на щёчках, за ушками проступила сыпь... Сразу позвонили врачу той же
больницы С.Вагановой, а та перезвонила участковому детскому врачу, и
Е.Соломаткина пришла через полчаса, поставила Насте противоаллергенный
укол, после чего она снова уснула. Сыпь и покраснения прошли.
Татьяна беспокоилась о здоровье дочери, а врачи сохраняли
редкостное спокойствие: ничего особенного, после прививок почти всегда
так. Они знали, что девочка предрасположена к аллергии, на это прямо
указывалось в амбулаторной карте ребёнка, выданной в одной из бийских
клиник. Врачи это знали и могли учесть, прежде чем ставить свои
прививки — но у них был план.
Аллергия у детей грудного возраста появляется как защитная реакция
против всей «химии», которой мы давно себя окружили. Дети приходят в наш
мир, чтобы показать: мы давно нарушили естественные законы природы, и
надо что-то менять. А мы им вводим преднизолон — чтобы легче
привыкали к нынешней противоестественной жизни.
В среду 27-го с утра ребёнок чувство¬вал себя хорошо. В 930 пришла
детский врач для проверки состояния ребёнка. Убедившись, что всё в
порядке, она ушла. Но через час всё те же симптомы аллергии снова дали о
себе знать, на¬чались расстройства желудка. Татьяна вновь позвонила в
больницу с просьбой осмотреть ребенка. .
Врач пришла, осматривала девочку с явной неохотой, и на вопрос, что
же это может быть, пожала плечами: наверное, «мама съела
что-нибудь», хотя должна бы знать, что «у ребёнка аллергия...»
Татьяна возражала: до того, как поставили прививки, никаких тревожных
симптомов не было.
На всякий случай медработница позвонила в Турачакскую районную
больницу для консультации. И там ей дали рекомендацию: три дня ставить
преднизолон внутримышечно и, кроме того, посетить детского педиатра в
Турачаке. Поставив укол преднизолона, она ушла. Через полчаса ребёнку
стало лучше, аллергия прошла, но расстройства желудка после
критических доз «химии» сохранялись — детский организм отторгал её с
ядовитой слизью. Приходила ещё одна медработница для осмотра и, тоже
предположив, что «мама просто съела что-нибудь», ушла восвояси.
ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ после прививок на машине брата поехали с утра в
Турачакскую районную больницу на приём к педиатру. Врач, выслушав
Татьяну и осмотрев ребенка, отменила дальнейшие прививки, отменила
свою же прежнюю рекомендацию (спасительный в таких случаях
преднизолон) и назначила «супрастин» в сочетании с активированным
углём. У неё даже в мыслях не было, что девочка страдает от губительных
прививок.
Если ей будет хуже, посоветовали обращаться повторно. Ни о какой
госпитализации даже речи не шло, взять анализы никто и не подумал.
Девочку стали лечить «от желудка». Заехав с братом в аптеку, купили для
Насти прописанные лекарства и поехали домой.
По новым рекомендациям врача сначала всё было хорошо. В ночь на 29-е
ребёнок спал лучше, высыпания на теле казались небольшими. В течение
дня Настя засыпала два раза, а после сна беспокоилась и капризничала,
чего раньше никогда не было, но, правда, температура не поднималась.
Татьяна не находила себе места: что же это могло быть?
Около 19.30 началось резкое ухудшение. Татьяна держала дочку на руках и
чувствовала, как она слабеет, у неё задрожали ручки и ножки — такого
не было ещё никогда. Она измерила температуру (+37,5), позвонила
участковому детскому врачу, и та, сказав по телефону, что надо дать
детский сироп «нурофен», пришла очень быстро. А надо было давать, пока
она шла, как позже скажет патологоанатом, не этот сироп, а отменённый в
райбольнице преднизолон.Осмотрев девочку, врач измерила температуру
(уже +38,8), поставила свечку, от температуры, сделала обтирание
спиртом с водой — температура стала спадать, но ребёнку было не лучше.
Врач ушла домой, посчитав, что к утру всё пройдёт. Настя засыпала, но
беспокоилась. Около полуночи снова поползла вверх температура
(4-37,5). Позвонили врачу, около часа ночи она пришла и, как
советовали из Турачака, поставила ещё один укол от температуры
(литическую смесь), Как только температура стала спадать, врач ушла, а
через полчаса напала страшная рвота, и Настя неузнаваемо побледнела,
смотрела перед собой широко открытыми глазами, молчала, даже не
пытаясь капризничать, а матери было страшно: у неё посинели губки.
Не зная, что делать, Татьяна позвонила мужу на Север: «Приезжай...
Настенька умирает!» И он, бросив все дела, помчался в аэропорт. Как же
надо любить свою дочь, чтобы вот так, без лишних расспросов, сорваться
и даже не известить никого, с кем вместе в работе, но среди
вахтовиков всегда так — среди них каждый на Севере ради семьи и детей.
Да и кому звонить в три часа ночи?
НА ДЕЖУРНОМ «уазике» в субботу 30-го доехали из Дмитриевки до
районной больницы где-то в 4.20. Их направили в приёмный покой, и там
дежурный врач, осмотрев ребёнка, не нашла «никаких заболеваний»,
только в процедурном кабинете додумались закапать какие-то тёмные
капли в нос.
Грудного младенца рвало, но врачу это было привычно: «нет никаких
оснований для беспокойства», она игнорировала все просьбы о вызове
бригады реанимации. Врачиха трогала тельце девочки, ощупывала его и
как бы не замечала, что ручки-ножки уже остывали... Татьяна позвонила
своей матери домой с мольбами о помощи, в предчувствии беды Вера
Александровна дозвонилась до главврача, и только после его личного
указания был организован сбор бригады врачей.Дежурного врача это
покоробило: «Зачем здесь реаниматологи? Зачем я их собираю? Ребёнку
ничего не угрожает!» А девочка уже умирала, и по её тельцу пошли
трупные пятна. Татьяна ревела и умоляла врачей-реаниматологов сделать
хоть что-нибудь. В ответ она услышала от дежурного врача; «Гражданочка,
что Вы тут сопли распускаете? Зайдите в палату и сидите там! Вы плохо
влияете на своего ребёнка!»
На все просьбы помочь ребёнку она грубо загоняла Татьяну в палату и
приказывала «не паниковать». Когда же убитая горем мать показывала
врачихе на смертельную бледность и почерневшую шейку дочери, та цедила
сквозь зубы: «Это из-за плохого освещения...»
НАСТЯ до последнего билась за свою жизнь. Отторгая губительные
прививки и все препараты, прописанные ей по ошибке, она перед смертью
попросила у матери грудь и жадно сосала её, каким-то инстинктом
предчувствуя, что это — в последний раз. Она высосала молоко до конца,
без остатка. Она хотела жить и боролась до последнего.
Настя терпела все боли, которые испытывала от чужеродных, губительных
препаратов. Врачи залечили её насмерть бесполезными средствами «от
желудка». Она из последних сил терпела все эти боли, а врачи думали: у
неё ничего не болит. Настя терпела и совсем не плакала — в отличие от
мамы, которая видела, как она умирает, и ничем не могла помочь.
Настя смотрела вокруг каким-то растерянным взглядом и — самое страшное
— она улыбалась всем, кто не хотел понимать, что же с ней
про¬исходит.
Она долго плакала перед смертью только один раз — в тот день, когда ей
ставили смертоносные прививки.
После приезда реанимационной бригады были попытки поставить
капельницу, с большим опозданием сделали три укола, но малышка была уже
без сознания, лежала перед врачами посиневшая, не реагировала даже
на боль, когда предпринимались трёхкратные попытки взять кровь из
пальчика. Кровь уже не шла.
Когда её отец вылетал из аэропорта рейсом на Барнаул, Настя была
ещё жива, а около 7.00 она рассталась с жизнью. Увидев свою Настеньку
после смерти, отец оторопел: «Таня, это не она... Что они сделали с
ней?»
Падал тяжёлый снег, после которого патологоанатом Николай Луковский
составлял очередной Акт медицинского исследования - под №1 от
30.01.2010. Будучи кандидатом медицинских наук, со стажем работы с 1982
года, он сразу, как только подошёл к безжизненному тельцу, сказал
всем, кто был рядом: «Я знаю, отчего она умерла...» И после тяжкого
вздоха в который раз повторил: «Это прививки...»
В то время, когда Сергей спешил к родительскому дому, чтобы
проститься с любимой дочкой, патологоанатом Н Луковский сказал его
тестю Анатолию Ивановичу: «Я шесть лет бьюсь, чтобы отменить эти
прививки. От них нет ничего, кроме вреда детскому организму в таком
возрасте. Но мы никак не можем достучаться до тех, кто там, наверху...» И
ещё он сказал о том, что если бы сразу, в тот же день, как только
обозначились симптомы, Насте прописали бы пять уколов преднизалона
вместо одного, который был сделан, — она осталась бы жива.
Больше четверти века работая в системе медицинской экспертизы,
Николай Юрьевич не устаёт повторять детским (лечащим, дежурным,
участковым и всем прочим врачам), что нельзя делать такие прививки
детям грудного возраста. Для него это не первый случай, и каждый раз он
говорит медицинскому начальству одно и то же. Татьяна Старыгина после
смерти дочери была в республиканском Минздраве, и там она пыталась
узнать, что за необходимость в этих прививках, что за нужда ставить их
детям в грудном возрасте. Ей ответили: «У нас план».
В соседнем Алтайском крае после того, что случилось в Ключах, полетели
головы чиновников от медицины как в этом райцентре, так и в краевом
центре. Но это случилось после того, как вмешался Президент. А кто
будет вмешиваться здесь, когда такие прививки ставят по всей стране?
|
