Почему все знаковые для общественности уголовные дела, которые
инициировал президент Медведев, никогда не будут расследованы до конца
8
августа исполнился ровно год, как Следственный комитет возбудил
уголовное дело в отношении заместителя начальника управления
капитального строительства Управления делами президента (УДП) Владимира
Лещевского. Дело знаковое: дважды с мертвой точки его сдвигали прямые
поручения президента Дмитрия Медведева, и поэтому результаты
расследования важны как индикаторы эффективности действий президента. По
тому, как развивается дело Лещевского (и другие громкие уголовные дела,
в которые вмешивался президент), мы можем судить об отношении
нижестоящего бюрократического и силового аппарата к поручениям
президента, а следовательно, и о реальном раскладе сил на политической
арене в преддверии выборов.
Вообще, иногда кажется, что
российская политология, взявшая за предмет исследования посылаемые ей
сверху сигналы, во многом напоминает средневековую схоластику или
аристофановские школы, в которых ученые рассуждали о том, почему пищит
комар. Мне кажется, дело будет обстоять гораздо проще, если перестать
конструировать теории вероятности и взглянуть на вещи более приземленные
— ну, например, на уголовные дела, в результатах расследования которых
напрямую заинтересованы политические лидеры — как для подтверждения
эффективности своих действий, так и по другим мотивам.
Вот дело
Владимира Лещевского, которого бизнесмен Владимир Морозов обвинил в
получении откатов при распределении контрактов на строительство
олимпийских объектов в Сочи. Эта история начала развиваться с подачи
президента, которому Морозов смог передать жалобу. Медведев поручил
Генпрокуратуре разобраться, Генпрокуратура подтвердила обоснованность
претензий, прошел год — …все осталось на своих местах.
Спустя еще
год бизнесмен Морозов был вынужден обратиться в СМИ. В интервью «Новой
газете» он рассказал, что в отношении Владимира Лещевского
оперативниками департамента экономической безопасности (ДЭБ) МВД даже
проводился оперативный эксперимент, на котором бизнесмен под аудио- и
видео¬запись передал чиновнику пакет. После этого интервью президент
Медведев вмешался во второй раз, написав на распечатке нашей статьи
резолюцию для генпрокурора Юрия Чайки: «Разберитесь и доложите».
Что
может генпрокурор доложить президенту спустя год? Он может обрадовать
его, что дело все-таки было возбуждено, однако при этом видеозаписи
эксперимента уничтожены (это официально подтверждается следствием, но о
том, кто за это наказан, ничего не известно); 15 млн рублей, которые
Морозов выделил для эксперимента из собственного кармана (у МВД, видимо,
возникли проблемы с наличкой), пропали, а весь ход следствия уже год
сводится к непрекращающимся очным ставкам, на которых Лещевский
признает, что пакет получал (правда, с документами), а Морозов
настаивает, что пакет передавал (правда, с деньгами).
…Или вот
другое знаковое дело — автоконцерна Daimler, который платил миллионы
долларов откатов российским чиновникам из ФСО, Министерства обороны,
МВД… Расследование проводили американский Минюст и Комиссия по ценным
бумагам и биржам. Daimler полностью признал свою вину и пошел на
досудебное урегулирование конфликта, заплатив в бюджет США 185 млн
долларов. США, чиновники которых в скандале, кстати, не упоминались,
остались довольны. А что у нас? Президент Медведев дал жесткое указание
разобраться и наказать виновных. Прошло больше года, но сообщений о том,
что в связи со скандалом уволены чиновники ФСО или Минобороны, в
публичном пространстве как-то не появлялось, зато туда просачивались
робкие жалобы следователей о том, что американцы неохотно делятся
материалами, а с теми немногими документами, что все-таки доходят до
России, возникают трудности перевода. Интересно узнать реакцию
президента на подобные лингвистические сложности с выполнением его
поручений.
Другое важное дело в этом контексте — расследование
хищения 5,4 млрд рублей из российского бюджета, вскрытое умершим в СИЗО
юристом фонда Hermitage Capital Management Сергеем Магнитским. И здесь
президент Медведев обещал во всем разобраться. Разобрались: виновными в
хищении были признаны два уголовника, которые вряд ли отличают дебет от
кредита, но, по версии следствия, превосходно разбираются в налоговом
законодательстве, арбитражном праве, банковском деле и специфике
администрирования офшорных компаний, остальные подозреваемые скончались
при загадочных обстоятельствах. Что касается чиновников, принявших
решение о выплате денег, то их ввели в заблуждение, а судьбу 5,4 млрд
рублей установить невозможно, потому что банковские документы, которые
могли бы пролить свет на это, сгорели по дороге в КамАЗе.
Ощущение
беспомощности президента усугубляет еще одно обстоятельство,
характерное для большинства этих, казалось бы, непохожих друг на друга
дел. Практически во всех случаях виновные (по крайней мере низшего и
среднего звеньев) и обстоятельства преступлений были установлены — либо с
помощью общественных расследований, либо правоохранительными органами
других стран. Российским следователям, как казалось, оставалось только
закрепить результаты и найти виновных повыше рангом. И, пожалуй, все
поручения президента заключались именно в этом, но каждый раз все
заканчивалось откровенной насмешкой: то видеозаписи уничтожены, то
документы сгорели, то переводчиков нет…
Невозможность
полноценного расследования знаковых для России уголовных дел — это
следствие сложившейся политической системы. Ведь проблема преемника не в
том, что он обязан своей властью предыдущему правителю, а в том, что
ему приходится иметь дело с элитой, поставленной предшественником и
преданной ему, а потому неприкасаемой. Начни раскручивать каждое из этих
дел, и ты
Неприкасаемость старой элиты — это индульгенция на преступление. И потому парадокс неудивителен: в делах, которые инициировались президентом, была прямая общественная заинтересованность, но ни одно из них не было доведено до конца, зато те дела, за которыми просматривалась рука премьера и которые были интересны только премьеру, расследовались куда «эффективнее». Стоило охране банкира Матвея Урина, годами отмывавшего деньги под крышей самых разных спецслужб, избить то ли мужа, то ли бойфренда дочери премьера — и где сейчас Урин с его крышей и банками? Или вот надо, чтобы Ходорковский с Лебедевым сидели, и они будут сидеть, потому что один каким-то образом ухитрился похитить всю нефть, что добывал, и не доплатить с того налоги, а второй накормил голодного соседа по камере.
Роман Анин