Один раз нарушив естественный ход вещей, мы не знаем, какой за этим последует результат.

Герберт Спенсер

Эра антибиотиков была интересной и полной неожиданностей. Она быстро отошла, оставив неотвеченными несколько вопросов:

• Каков реальный механизм действий антибиотиков? Почему через 50 лет, после начала их использования, людей стали охватывать сомнения в эффективности антибиотиков?
• Почему мы заболеваем? Каков механизм развития болезни и работы иммунитета?
• Куда поступают деньги от лекарств?
• Почему новые лекарства не становится более эффективным?
• В каком направлении движется медицина?

На эти вопросы невозможно получить прямой и честный ответ. Вернее, можно, но не от врачей, ученых и журналистов, работающих в рамках господствующей медицинской доктрины.  Чтобы немного луше разобраться с темой антибиотиков, стоит познакомиться ближе с работами Пастера, Бешама, Коха, Бернара, Карнеги, Рокфеллера, Флеминга и других.

Давайте сделаем небольшой экскурс в историю. Европа, 1350 год…

За какие-то два года, чума стерла половину населения Европы. Жертвой эпидемии чумы  по разным подсчетам стало около 25 млн человек. В некоторых городах смертность доходила до 90%. Предыдущая вспышка чумы случилась в Европе около 1000 лет. Блохи кусали крыс, крысы кусали людей….

Вот, как Антонен Арто описывает чуму (здесь, конечно, смешана правда, фантазия и литературный талант):

Я думаю, что можно принять, например, следующее описание чумы. Это прежде всего ярко выраженное физическое и психическое недомогание: тело покрывают красные пятна, но больной их замечает не сразу, а только когда они начинают чернеть. Тут ему некогда даже испугаться, голова начинает пылать, становится огромной от своей тяжести, и он падает. Тогда им завладевает страшная усталость, усталость от срединного магнетического дыхания, когда молекулы раскалываются пополам и близки к распаду. Ему кажется, что его жизненные соки, потеряв направление и сбившись в кучу, мечутся как попало по всему телу. Желудок поднимается, он чувствует, что внутренности вот-вот выскочат наружу. Пульс то замедляется, оставаясь лишь слабым напоминанием о самой возможности пульса, то скачет, повинуясь клокотанию его внутреннего жара, растущему помрачению его разума. Этот пульс, стучащий в такт скорым ударам его сердца, полный, сильный и громкий; эти красные, воспаленные, быстро стекленеющие глаза; этот огромный, толстый, западающий язык, сначала белый, потом красный, потом черный, растресканный и как бы обуглившийся, — все предвещает небывалую органическую бурю. Вскоре жизненные соки, как земля под ударом молнии, как вулкан под давлением лавы, начинают искать выход наружу. В центре пятен образуются более воспаленные точки, вокруг этих точек кожа вздувается, как пузыри воздуха под тонким слоем лавы, эти пузыри опоясываются кольцами, последнее из которых, подобно кольцу Сатурна вокруг раскаленной планеты, указывает предельную границу бубона.

Они покрывают тело. Но как и вулканы, имеющие свои избранные места на земле, бубоны тоже находят свои любимые места на человеческом теле. В двух-трех дюймах от паха, под мышками, в интимных местах, где активные железы продолжают четко выполнять свои функции, — бубоны появляются там, где организм освобождается от внутренних продуктов гниения или даже от самой жизни. Сильное локализованное воспаление в одном месте чаще всего говорит о том, что срединная жизнь ничуть не потеряла своей силы и что облегчение болезни или даже выздоровление вполне возможны. Как и белая холера, самая страшная чума — это та, которая не оставляет следов.

Труп пораженного чумой при вскрытии не обнаруживает видимых повреждений тканей. Желчный пузырь, созданный для того, чтобы фильтровать отяжелевшие инертные остаточные вещества организма, полон, велик и чуть не лопается от обилия черной липкой жидкости, столь плотной, что наводит на мысль о каком-то новом виде материи. Артериальная и венозная кровь тоже черная и липкая. Тело твердое, как камень. На стенках оболочки желудка, кажется, начались многочисленные мелкие кровоизлияния. Все говорит о глубоком нарушении секреции. Но нет ни отмирания, ни даже разрушения материи, как при проказе или сифилисе. Даже кишки, место самых кровавых беспорядков, где вещество доходит до неслыханной степени гниения и затвердевания, даже кишки органически не поражены. Желчный пузырь, из которого приходится почти вырывать содержащийся в нем затвердевший гной, пользуясь, как при некоторых человеческих жертвоприношениях, острым ножом из обсидиана, прозрачным и твердым, — желчный пузырь перенасыщен, и стенки его местами ломки, но невредим, в нем все на месте, нет видимых поражений и разрушения тканей.

Чем только ни объясняли эпидемию чумы ученые тех времен, то происками злых духов, то божественным провидением. Но реальной причины так никто и не знал. Почему одни заражались, а другие нет? Какой фактор препятствовал заражению?

Теперь давайте переместимся на несколько столетий вперед во Францию 1870-х. Несколько ученых независимо друг от друга проводили эксперименты с брожением, в результате чего были обнаружены маленькие организмы, называнные впоследствии микробы. Этих людей звали Луи Пастер, Антуан Бешам и Роберт Кох. Каждый из них понимал, что находился на пороге важного открытия и оставалось только убедить в его важности научный и медицинский мир.  Победил Пастер, потому, что задействовал в своей борьбе такие эффективные методы как плагиат и политические интриги.

Пастер выйграл забег за политическое влияние. Студентов и поныне заставляют думать, что именно Луи Пастер «открыл» теорию микробов. И это не смотря на то, что одной из самых цитируемых его фраз была та, что он произнес на смертном одре, о том, что его конкуренты были правы и что не микроб провоцирует болезнь, а среда, в которой находится микроорганизм: «»Bernard acail raison; le terrain c’est tout, le germe c’est rien.»

Теория о микробах

О чем, собственно, эта теория? А о том, что существуют различные болезни и что каждая из них вызывается определенным микроорганизмом. При этом наука получала задание подобрать лекарство или вакцину, убивающее микроб и оставляющее пациента целым и невредимым.

Как было бы просто, если бы так и было! Но жизнь, как мы знаем, не настолько проста, чтобы ее проявления можно было изобразить с помощью примитивной теории. Микроорганизмы действуют по разному в разных средах. Вот поэтому, одни простужаются, а другие – нет, одни умирали от чумы, а другие – нет. Поэтому, некоторые доктора, будучи в контакте с больными, не заражаются.

В теории микробов очень много противоречий. Судя по всему, Пастер об этом хорошо знал, но скрывал с помощью таланта в области PR. Он умел обратиться в нужную инстанцию (например, ко двору или в престижное медицинское общество) в нужный момент. Его цитировали, публиковали и награждали. Он был обладателем орденов почти со всех стран мира. И никому не пришло в голову разобраться со склонностью Пастера «заимствовать» результаты исследований. Но как говорится, заимствование идей у одного человека называется плагиатом, а у многих – исследованием.

В чем же секрет?

А в том, что перед смертью Пастер поручил своей семье спрятать и не публиковать после его смерти около 10 тысяч страниц его лабораторных заметок. Секретные записки все же стали достоянием общественности, но только в 1975 году, после смерти его внука. Историк из Принстонского университета, профессор Гейсон, тщательно проанализировал записи и вынес следующий вердикт: Пастер опубликовал огромное количество фальшивых данных, был виновен во многих научных преступлениях и нарушении медицинской этики.

Так же как и Кох, Пастер очень хотел разбогатеть. Например, в случае с вакциной против антракса, Пастер не только не протестировал препарат на животных перед тем, как давать ее людям, но, оказалось, что он украл формулу у своего коллеги Тиссо (Toussaint). От невозможности доказать свое авторство на вакцину, Тиссо слег с нервным расстройством.

Хьюм

В 1932 году вышла книга под названием: Бешам или Пастер? Книга была написана Дугласом Хьюмом, который впоследствии оказался женщиной, писавшей под псевдонимом для того, чтобы у ее книги было больше шансов на опубликование. Хьюм описала работу и жизнь Антуана Бешама, уважаемого в свое время французского исследователя и учителя, возглавлявшего один департамент в университете города Лиль.

Башам был слишком увлеченным человеком, настоящим ученым и не интересовался наградами, академическими традициями и политикой. Он преподавал в университете и занимался исследовательской деятельностью все свою жизнь. Бешам считал, что не сам микроб приводит к болезни, а скорее условия жизни этого микроба. Болезнь происходит от дисбаланса в организме и этот дисбаланс позволяет микроорганизмам начать размножаться. По какой причине может происходить такой дисбаланс? Скроее всего, в результате сниженного иммунитета. Кажется, что это очень просто и понятно. Но именно это стало основой противоречия между Бешамом и Пастером. В конце концов большинство ученых того времени, включая Пастера, признали тот факт, что микроорганизмы сами по себе не могут вызывать болезнь.

Немного почитав о Пастере, об этом человеке сразу открываются факты, которые мы не часто слышим от учителей в школе и преподавателей в институте.

• У Пастера не было медицинского образования, он был химик. В молодости он увлекался живописью.
• Пастер создал болезнь под названием гидрофобия или бешенство, а не, как утверждается в мире науки, нашел лекарство от нее.
• Пастер одним из первых начал практикоать вивисекцию, издеваясь над животными. Впоследствие сотни тысяч животных были зверски убиты «во имя науки» (этот беспридел продолжается до сих пор).
• Пастер не только не защитил население планеты от болезней, а, скорее, стал виновником тысяч смертей от вакцин и прививок и сотен тысяч смертей от пастеровских медицинских процедур.
• Пастер был лавочником, а не ученым. Он было в основном озабочен саморекламой и извлечением прибылей от продажи лекарств и вакцин.
• Пастер не лечил больных, а делал больными здоровых, вкалывая им мертвые клетки, извлечнные из тканей заболевших животных и людей.

С теорией микробов было много несогласных даже в то время. Выступая перед слушателями в Лондоне 25 мая 1911 года, врач М.Л. Леверсон (M.L. Leverson) заключил:

«Вся теория о том, что так называемые инфекционные и заразные болезни вызываются микробами зиждется на недоказанных и недоказуемых предположениях, а некоторые из них являются откровенной ложью».

Рудольф Вирхов, основоположник клеточной теории в биологии и медицине, так высказался о теории микробов: «Микробы ищут свой естественный ареал обитания – больные ткани и не являются причиной заболевания» (- Bieler, p 40).

Итак, Вирхов понимал, что наличие микроорганизмов в тканях ровным счетом ничего не говорит о причине болезни. Ослабленные или пораженные ткани привлекают микроорганизмы, а микробы не могут, в свою очередь, вызывать ослабление и поражение тканей». Как высказывался Бернар Дженсен, крысы не создают мусор, а сбегаются к нему, точно также как оппортунистические бактерии появляются в ослабленных тканях.

Бешам наглядно продемонстрировал эту идею. У одного из пациентов был поврежден локоть и в результате начавшейся гангрены руку надо было ампутировать. Бешам сразу же приступил к исследованию ампутриванной конечности с помощью микроскопа. Он был очень удивлен, когда не увидел там никаких бактерий. Бактерии стали появляться только через несколько часов после ампутации. Коллега Бешама, профессор Естор тогда заключил, что «бактерии не могут вызывать гангрену и что именно гангрена дает жизнь определенному виду микробов». (Hume, Edith Douglas «Bechamp or Pasteur?» 1932, p.134)